Павел Отдельнов.

Промзона.

Павел Отдельнов, художник
@ Елена Михайличенко

 Павел, можете немного рассказать нашим читателям о себе?

 Я родился в городе Дзержинске и прожил в нём ровно половину жизни. В советские годы это был моногород, столица химической промышленности. В какой-то момент я вдруг осознал, что его промзона очень быстро разрушается, и что для меня она terra incognita. Я стал чаще приезжать в родной город и каждый день, как на работу, ехал в промзону. Вначале я просто бродил по заброшенным территориям и пустырям. Но постепенно стали складываться первые идеи. За четыре года я сделал около восьми промежуточных выставок, в том числе несколько довольно масштабных. Все они были подготовкой к этой главной выставке в Московском музее современного искусства. Меня поддержала галерея «Триумф», с её помощью мы издали книгу о моём проекте, фонд Генриха Бёлля помог осуществить издание книги рассказов моего отца «Без противогаза не входить!».

 Какова структура и концепция выставки?

 Выставка «Промзона» состоит из шести разделов: «Следы», «Доска почёта», «Музей», «Руины», «Кинозал» и «Песок». Моя задумка была в том, чтобы каждый новый раздел менял оптику, рассказывал о моей родной промзоне и её истории в новом разрезе. Это многослойная экспозиция, которая погружает и затягивает.

Выставка начинается с раздела «Следы». Он связан с историями, которые можно узнать из старых заводских газет и архивных фотографий. Этот раздел задаёт всей экспозиции историческую перспективу.

ФАД. 2016. х.м. 180х260. Частная коллекция

Последний зал называется «Песок», и он про настоящее и немного про будущее. Все эти части соединяет заводской коридор. На моей выставке зрителю придётся не только смотреть и слушать, но и нюхать (запахи очень важный элемент раздела «Музей»), и читать. Специально для проекта мой отец, проработавший на химзаводах Дзержинска почти сорок лет, написал книгу воспоминаний «Без противогаза не входить!». Несколько цитат из этой книги можно увидеть в залах с брошенными цехами (раздел «Руины»). В текстах записаны те самые разговоры и ситуации (как правило, внештатные), которые происходили в изображенных интерьерах. Они одновременно жуткие и нелепые. У папы получается смешно рассказывать о довольно страшных вещах.

«Мартышки». 2018. Инсталляция.

 Павел, а как прокомментируете раздел, где показывают ваше замечательное кино?

 В тот момент, когда я осознал масштаб промзоны, её заводов и шламоотстойников, я стал мечтать о съемках с квадрокоптера. В первом фильме есть пара эпизодов, которые снял специально нанятый оператор. Потом я посчитал, что для того, чтобы мне снять всё, что хочется, нужно будет нанимать оператора как минимум на пару месяцев на полную ставку. И в случае, если нас поймают или дрон сядет на охраняемую территорию, отвечать придётся всё равно мне. Тогда я сам купил небольшой коптер и научился им управлять.

Также я сам монтировал мои фильмы. Так случилось, что я получил специальный приз от Французского института — поездку в парижскую резиденцию на три месяца. Вот эти три месяца я и занимался моими фильмами: за окном беззаботная парижская жизнь, а я сижу в студии и монтирую видео с руинами и отстойниками.

Руины #9. 2016. х.м. Творческий индустриальный кластер «Октава», Тула

 Кто из великих режиссеров на вас повлиял?

 Когда я учился в институте, то обязательно пару раз в неделю ходил в Музей кино. Это было моё любимое место в Москве. Там можно было на большом экране посмотреть целые ретроспективы.

Некоторые фильмы я люблю за гениальное сочетание картинки и звука. Например, «Сломанные цветы» и «Мертвец» Джармуша, «Койяанискаци» Родфи Реджио с невероятной музыкой Филипа Гласса. Мне нравится пересматривать и даже переслушивать некоторые фильмы Алексея Германа. Там многослойный звук и всегда несколько диалогов сразу. Благодаря этому экранное изображение расширяется до 360 градусов. В «Красной пустыне» Антониони повторяющиеся промышленные звуки тоже гениально расширяют пространство кадра, когда мы видим сцены в интерьерах, они сообщают происходящему какую-то обречённость. В «Зеркале» Тарковского закадровый голос отца режиссёра, читающего стихи, задаёт происходящему другую перспективу, действие на экране становится воспоминанием. Саундтреки к двум моим фильмам написал мой брат, Леонид Отдельнов. Мы долго думали над тем, каким должен быть этот звуковой ряд. В конце концов мы замедлили в десятки раз одну известную композицию из советского фильма, и она превратилась в мрачноватый ambient. В той мелодии есть очень красивые грустные нотки, которые в замедленном виде звучат щемяще. Мы решили синхронизировать две звуковые дорожки к фильмам, чтобы они шли одновременно и частично смешивались. Это был немного рискованный эксперимент, но у нас, кажется, получилось. С этими фильмами получилось немного необычное двухканальное решение: можно посмотреть два фильма по очереди, а можно поворачивать голову и следить за ними одновременно.

«От Белого моря до Чёрной дыры». 2018. Пиритовые огарки. Скриншот из фильма

 Ваши предпочтения в искусстве?

 У меня довольно обширный круг предпочтений. Разные вещи мне нравятся по разным причинам, поэтому очень трудно ответить на этот вопрос. Люблю римскую фреску и раннехристианскую мозаику, живопись проторенессанса и северного возрождения. Могу надолго зависнуть перед Рогиром ван дер Вейденом или задними планами у Патинира. Меня всегда останавливает живопись Марка Ротко и американский минимализм. Один из моих любимых музеев — DIA Foundation недалеко от Нью-Йорка. Для меня очень важен Герхард Рихтер и Дюссельдорфская школа фотографии. В русском искусстве я особенно ценю художников школы Венецианова. В 20 веке — Павла Филонова, Александра Древина, Андрея Васнецова и Михаила Рогинского, Виктора Пивоварова и Эрика Булатова. Этот список, конечно, далеко не полный.

Я очень люблю архитектуру конструктивизма и Баухауза за то, что в ней, в её простейших архитектурных формах отражаются идеи преобразования мира и вера в возможность осуществить это на практике.

«Белое море». Эскиз инсталляции

 Что думаете о современной архитектуре?

 Современная архитектура очень разная. Мне особенно нравятся попытки сделать экологическую архитектуру, спрятать её в природных ландшафтах, подчинить её окружающему пейзажу. Мне нравятся архитектурные проекты по реконструкции с бережным отношением к объектам. Например, работа бюро ОМА по реконструкции советского ресторана «Времена года», когда нечто не особенно ценное само по себе вдруг обретает новые значения и смыслы. Нравится решение нью-йоркской Хайлайн, где с большим вниманием отнеслись к сорняковым травам, росшим на заброшенной железной дороге. К сожалению, этот проект стал настолько популярным, что вызвал невероятный строительный бум вокруг. Теперь эта прекрасная прогулочная зона оказалась среди новых элитных домов. Один из них спроектирован Захой Хадид, но плотность строительства очень мешает оценить его оригинальность. Я с удовольствием изучаю комплексные решения застройки микрорайонов. Один из моих любимых — Tours Aillaud, башни Эмиля Айо в парижском Нантере. Это очень интересная биоморфная архитектура, где архитектор изящно обыгрывает тему платановой рощи.

Но мне также интересен и порой чудовищный необрутализм с его поздними изводами. Например, недавно я специально ездил смотреть жилые комплексы Рикардо Бофилла. Там подчёркнутая симметрия, много вычурного и тяжеловесного декора. Очевидно, это попытка сделать «запоминающуюся» архитектуру. Она действительно, запоминающаяся, хоть её иногда и хочется «развидеть».