В Музее русского импрессионизма открылся совместный с Государственной Третьяковской галереей проект «Николай Мещерин. Выход из суеты». О проекте, архитектуре, интерьерах и экстерьерах рассказывает директор Музея русского импрессионизма Юлия Петрова.
Юлия Петрова, директор Музея русского импрессионизма.Юлия, почему вы сделали такой выбор?
В нашем собрании есть работа Николая Мещерина, которую мы очень любим. Желая, как можно более широко показать творчество этого художника, бизнесмена и мецената, мы с куратором Анастасией Винокуровой, решили сделать не просто персональную экспозицию, а выставку, посвящённую тому образу жизни, тому кругу, который собирал Мещерин в своей усадьбе Дугино. Сейчас место, где располагалась усадьба, это окрестности Ленинских горок, а сам дом, к сожалению, находится в плачевном состоянии. Мы бы очень хотели этой выставкой обратить внимание и на судьбу старой усадьбы.
В своем Дугине Николай Мещерин создал прекрасные условия для работы. Он не только оборудовал мастерские, но даже держал специального извозчика для поездок на пленэры, которые и сам очень любил. Всё здесь было необыкновенно комфортно. В Дугине жили и работали Игорь Грабарь (который даже дважды женился на племянницах хозяина, сначала на одной, а после и на другой), Исаак Левитан, Аполлинарий Васнецов, Василий Переплётчиков и многие другие русские художники. Несмотря на то, что Николай Мещерин не получил профессионального образования, он занялся живописью и стал очень успешным мастером пейзажа. Его работы покупал Третьяков, они участвовали в многочисленных выставках, в том числе, и зарубежных. Сергей Дягилев, например, показывал его живопись на выставке русского искусства в Париже. Мещерин прочно вошёл в круг художников начала ХХ века, был членом Союза русских художников.
Юлия, какова структура экспозиции?
Когда были отобраны первые работы, которые нам хотелось показать, мы задумались о том, как их экспонировать, как сделать выставку многогранной и интересной. Было принято решение разделить её на четыре зоны, по четырём временам года. Начинается осмотр выставки с зимы, это самая масштабная часть. Далее последовательно идут весна, лето и осень, всё – с переменой света, тональности и колорита.
Отдельная часть экспозиции посвящена фотографическому наследию Николая Мещерина. Хочу подчеркнуть, что он начал заниматься фотографией в 80-е годы XIX века, когда техника была ещё развита крайне слабо. Неизвестно, где и у кого он учился, как он достиг высокого технического мастерства.
Музей находится в историческом месте, что можете сказать об архитектуре?
Здание, которое мы получили, расположено на территории бывшей кондитерской фабрики «Большевик». Когда велась реконструкция, мы старались оборудовать его так, чтобы оно подходило для выставок разного плана. За эти годы у нас был опыт показа современного искусства, мы показывали и Серебряный век, и собрание Владимира Спивакова, где были вместе классика, современное искусство и религиозная живопись. Действительно, оказалось, что здание, реконструированное британским бюро JohnMcAslan + Partners, комфортно для любых экспозиций.
Мы открылись в 2016 году, а первый раз я попала сюда в 2012, и это был ужас! Фабричное здание (склад, где хранилась мука и сухое молоко) было в ужасном состоянии. На стенах - страшная советская туалетная плитка, металлические лестницы дрожали под ногами, перекошенные ржавые двери пугали, плюс – крысы. Представить, что здесь появится музей, мог только человек с большой фантазией. Но началась работа, было привлечено британское бюро JohnMcAslan + Partners. Оно уже выполняло в Москве подобного рода проекты. Это, например, «Фабрика Станиславского» на Таганке, где также объединены бизнес, апартаменты и искусство. За культуру на Таганке отвечает Студия театрального искусства под руководством Сергея Женовача. На «Большевике» культурной составляющей стал наш Музей русского импрессионизма. Работать на «Большевике» приятно и комфортно. Наше здание теперь полностью приспособлено под музейные нужды. В отличие от лицевого здания фабрики, которое является историческим памятником, наше строение не имело исторической ценности. Его построили в 70-е годы ХХ века, и мы имели возможность его реконструировать почти полностью. Мы сохранили лишь форму здания – цилиндр и лежащий на нём параллелепипед, но интерьеры и оформление фасадов были сделаны с нуля. Здесь всё подчинено нуждам музея: хранение, выставочные залы, офисные помещения. Продуманы маршруты, безопасность, вынос и занос произведений в музей. Мы разгружаем экспонаты только в помещении, при комфортной для них температуре, что очень важно. Качественное оборудование музея позволяет нам заключать партнерские соглашения с крупнейшими культурными институциями. Страховщики не боятся страховать, а музеи и коллекционеры не боятся за свои сокровища.
Аналоговый музей держали в голове, когда строили?
Так нельзя сказать. Мы с Борисом Минцем, основателем нашего музея, объехали многие музеи мира. Мы смотрели, говорили с администрацией и выставочными отделами, советовались. Но того единого образца, по которому сделан наш музей, у нас нет. В те годы, когда мы занимались подготовительной работой, в Париже работал потрясающий, на мой взгляд, частный музей – Парижская Пинакотека (Pinacothèque de Paris). Сейчас, к сожалению, она закрыта по ряду причин. Там на малом пространстве с небольшой командой (а в нашем музее тоже совсем небольшая команда) делались потрясающие проекты, на которые стояли огромные очереди. Как вы понимаете, конкуренция в Париже высочайшая, серьёзнее, чем в Москве. Есть проблема, как привлечь публику к себе. Но Парижская Пинакотека с ней справлялась блестяще. Думаю, с этой проблема успешно справляется и наш музей.
